В Национальной галерее, пожалуй, впервые предлагают увидеть выставку ковров — армянских, восточных, в частности роскошных персидских, а также европейских гобеленов, то есть опять же ковров. Шесть десятков отборных вещей, отобранных в разных странах. Экспонаты прибыли из Парижа: это небольшая часть богатейшей коллекции Мушега и Микаэла Мартиросян-Чалоянов, деда и внука. Мушег — коллекционер и торговец коврами — одним словом, крупный специалист в области ковроделия, или ковроткачества, очень известный во Франции да, пожалуй, и в Европе. Занимается этим лет шестьдесят.
А было дело так... Мушег — уроженец знаменитого сюникского села Хндзореск с давними ковроткацкими традициями. 18-летним он оказался на войне и вскоре попал в плен. В концлагере тщедушный армянский юноша прославился как шахматист. Играл — всех обыгрывал. Даже одного из немецких офицеров. Последний оказался совестливым человеком и каким-то образом вызволил парня. Каким — неведомо. После долгих скитаний оказался Мушег во Франции, добрался до Парижа. После войны притормозил — провидение! — у соотечественника — собирателя старинных ковров... Через пять лет у Мушега была уже своя мастерская по реставрации ковров, своя торговля и тогда же понемногу начала складываться коллекция. Что, очевидно, было неизбежно. Торговля развивалась, обогащалось и собрание. Мушег собирал не только армянские и восточные ковры, но также европейские гобелены и шпалеры, стал признанным экспертом, познал секреты и тайны технологии и ремесла.
Не раз отдельные предметы из его коллекции становились главными лотами на различных выставках и аукционах вплоть до знаменитого аукциона Hotel Drouot. Отметим, ни разу он не продавал армянских ковров. Впрочем, собирал Мушег Чалоян не только ковры...
Впервые приехав на родину в середине 60-х годов, он подарил Матенадарану армянскую рукописную Библию. После этого приезжал еще не раз и не с пустыми руками. Национальную галерею он обогатил работами Павла Кузнецова, Георгия Якулова, Акопа Гюрджяна и другими. Он финансировал ремонт школьного здания в родном Хндзореске, приобрел оборудование — короче, помогает, как может, в том числе и французским соотечественникам.
Выставка, которую Мушег Чалоян привез в Ереван, представляет некую модель его собрания. Экспозиция радует прежде всего качеством и состоянием предметов — видно, что они прошли через опытные, любящие и чувствительные руки настоящего профессионала. Для нас, для нашей публики особый интерес представляют европейские гобелены XVII-XIX вв. по причине их полного отсутствия в музеях страны. Кстати, единственный фламандский гобелен Национальной галереи сегодня реставрируют во Франции. Излишне говорить, что это делается при содействии Мушега Чалояна.
Кроме великолепных гобеленов Чалоян также привез ковры персидские, кавказские и, конечно, армянские. Армянские ковры в основном XIX в., вытканы в разных регионах, в том числе в Западной Армении, Гандзаке, Арцахе, Тавуше, Севане и других. Среди них есть редчайшие образцы, некоторые имеют армянские надписи, что придает им еще большую ценность. Армянские ковры Чалояна вновь растревожили мысли о “наличии отсутствия” музея ковра. И это в ситуации, когда соседи изо всех сил приписывают себе все армянские ковры без исключения. А нашего музея все нет и нет и, главное, не предвидится. Были робкие попытки создать таковой в 70-х, но потом все они растворились в чиновничьей атмосфере Минкультуры. С концами. За почти сорок лет культурное ведомство к этой проблеме так и не вернулось. Идея витает в воздухе почем зря — без последствий. Мнения и усилия отдельных индивидов разбиваются о бетон полного непонимания. Удивительное явление: знаем, что нас обкрадывают, и не предпринимаем эффективных действий. Между тем ковры — это не просто предмет быта, приятный во всех отношениях, не просто прикладное искусство и чистой воды геополитика. Понятно, создать музей нелегко, затратно, но можно хотя бы начать создавать. Спроектировать и потом постепенно отстроить. Экономия на национальной культуре постыдна, преступна, особенно в нынешней ситуации.
Пока же армянские ковры малыми дозами экспонируются в музеях Истории, Этнографии, Народного творчества и в Св. Эчмиадзине. Тысячи же ковров, хранящихся в фондах, ждут своего часа... А тем временем соседи энергично приписывают себе все новые и новые культуры и искусства. Без разбору. В том числе ковры — армянские, турецкие, дагестанские, персидские. Наука для них — пустой звук, не то что указания их великих кормчих.